Сон этот снится мне по нескольку раз в год на протяжении уже почти 30 лет. Мне снится город моей юности – Одесса.
          Только это очень странная Одесса.
          Это сплошной лабиринт из типично одесских, таких как на Дерибасовской, домов. Только почему-то многоэтажных. Не три, ни пять, а десять-двадцать этажей. Сплошные окна, окна, окна. Кое-где типично одесские балкончики, терраски или эркеры. Все окна нараспашку. И из них выглядывают мерзкие рожи каких-то, явно внеземного происхождения, мерзопакостных мутантов с типичными одесско-маланскими выражениями глаз и гримасами их мерзких рож.
          И при этом я ясно понимаю, что это обычные люди. Просто я вижу не их внешность, а их, так сказать, внутреннюю натуру.
          Они все в кипеже: о чём-то базарят между собой, переговариваясь через всю улицу, о чём-то жалуются, чем-то хвалятся, кого-то обсуждают. Меня они, явно не замечают. И это несмотря на то, что я единственный прохожий на этих улицах.
          Эти огромные бесконечные дома нависают надо мной, и кажется, давят на меня всей своей тяжестью. И самое гнетущее, что все улицы состоят из сплошных плавных поворотов и бесчисленных тупиков.
          С улицы на улицу можно попасть только через внутренние дворики. Типично одесские дворики «а-ля Молдаванка». Кто бывал в Одессе на молдаванке, то знает, о чём я говорю. Сплошные террасы, чугунные и деревянные лестницы. Через весь двор протянуты верёвки с сохнувшими простынями, наволочками и полотенцами, застиранными батистовыми кальсонами, женскими байковыми рейтузами семидесятого размера и бюстгальтерами парашютных габаритов, и, почему-то, портретами членов Политбюро ЦК КПСС. Посреди двора - неизменный, давно неработающий, полуразрушенный фонтан, или заброшенный, давно пересохший и засыпанный землёй и мусором колодец. И полная тишина.
          Я ищу улицу Транспортную. Это в районе Среднефонтанской. На улице Транспортной, в доме № 8 когда-то жили мои родственники. Я иду к ним в гости, но никак не могу найти эту улицу. Я, вообще, не могу сориентироваться, где я, в каком районе города, на какой улице. Я не могу разобраться, где какая сторона света - всё закрыто высоченной стеной домов со сплошным окнами, из которых выглядывают всё те же мерзкие рожи. И некоторых из них я почему-то (а почему, не знаю), узнаю.
          Я ищу таблички с указанием улиц, но почему-то их нет. Наконец-то я нахожу указатель, но указывают они не ту улицу, где я нахожусь, а направление в сторону других улиц. Я вижу указатель с надписью «Улица Транспортная», но указывает он в сторону глухого тупика. Я пытаюсь пробраться в нужную мне сторону в обход, дворами, но повсюду натыкаюсь на сплошные тупики.
          Наконец-то, совсем случайно, почему-то идя совсем в противоположную сторону, я выхожу на улицу Транспортную. И хотя это совсем не та и не такая улица, какой я её помню их реальной жизни, и нигде нет табличек с её названием, я понимаю, что это, таки, улица Транспортная. И я начинаю искать дом № 8. А его нигде нет. И все дома перемешаны в непреодолимом беспорядке: сплошные тупики и бесконечные арки с воротами проходных дворов.
          Наконец, каким-то чудом я попадаю к дому № 8. На нём нет никаких табличек, он совсем не похож на тот реальный дом из реальной жизни: то - простой девятиэтажный, четырёх подъездный дом, так называемого «Московского» проекта. Я сейчас живу в точно таком же доме. А этот – огромная махина явно дореволюционной постройки, только почему-то этажей в двадцать-тридцать.  Первый этаж – сплошные магазины и различные заведения. У распахнутых настежь дверей, со всё такими же мерзкими рожами мутантов, стоят наглые развязные зазывалы и пытаются заманить меня вовнутрь. Но, мне не нужно в их мерзкие и душные магазины и заведения, мне нужна квартира № 44. А я никак не могу найти вход в дом. Ни одной двери, хоть как-то напоминающей парадное, ни одного прохода во внутренний дворик.
          И вот каким-то шестым чувством, я понимаю, что попасть во внутренний дворик я могу, только пройдя через насквозь прокуренный шалманчик, у распахнутых настежь дверей которого я сейчас стою. Но на моём пути стоит, одетый в похожую на парадный маршальский мундир итальянского берсальера, шитую мишурой ливрею, огромный швейцар-негр, с рожей, похожей на мутанта-гориллу из голливудского фильма ужасов. Я сую швейцару в руки потёртую советскую, почему-то синего цвета, трёшку и он, улыбаясь во весь свой негро-гориллий рот, вежливо пропускает меня вовнутрь этого питейно-рагзульного заведения.
          Внутри оказывается никакой не шалман, а знакомый до омерзения, насквозь прокуренный, старый одесский пивбар «Для некурящих»! Тот самый, который был когда-то на улице Советской Армии. А за стойкой с краном и табличкой «Пива нет» стоит легендарная Баба Утя, каким-то чудом перенесшаяся сюда из своего, не менее легендарного подвальчика. Баба Утя подмигивает мне своим единственным глазом и протягивает огромную дубовую с крышкой, на взгляд, пятилитровую кружку со свежайшим «Жигулёвским» пивом и огромной белой шапкой шевелящейся пены поверх пива.
          Я отмахиваюсь от протянутого Бабой Утей пива, быстро прошмыгиваю в дверь с надписью «Служебный выход» и оказываюсь в тесном грязном и пустынном дворике.
          Я оглядываюсь вокруг и вижу, что дом почему-то со всех сторон стал двухэтажным. На первом этаже все окна и двери распахнуты настежь и видно, что в квартирах никого и ничего нет. Лестниц на второй этаж, как и типичных сплошных галерей нет. На втором этаже все двери и окна сплошь заколочены сосновыми горбылями. Стоит какая-то невероятная тишина и сильно воняет кошатиной.
          Я начинаю взглядом искать квартиру № 44. Нигде нет ни одной таблички, но я нахожу эту квартиру. Я понимаю, что это она. Пустая брошенная квартира на первом этаже. Выбитые рамы окон и чудом сохранившаяся дверь из гнилых берёзовых горбылей с корою, обитая рваным потёртым дерматином, из-под которого торчит грязный серый ватин.
          На стене рядом с дверью висит телефон. Тот самый советский уличный таксофон, по которому можно было позвонить кому угодно по всему городу всего за две латунные копейки.
Я лихорадочно шарю по карманам, нахожу двушку, снимаю трубку автомата, бросаю в прорезь монетку и набираю номер: 2-27-36-44.
          Мне долго никто не отвечает. Потом, сквозь продолжительные гудки вызова я слышу чьи-то шаркающие шаги, я явно слышу, как кто-то подходит там к телефону, берёт трубку и, громко и страшно откашлявшись, с ходу заявляет мне с явным одесским говорком и ехидными интонациями в маланском голосе:
          - Молодой человек, ви ошиблись номером! - и ложет трубку.
          А сквозь короткие гудки отбоя я явно слышу удаляющиеся шаркающие шаги и глухое старческое ворчание:
          - Звонят тут всякие, звонят. А куда и куда, и сами не знают. Нет тут никого! Нет! И меня здесь нет! Звоните в справочную «09»!
          И тут мне становится так обидно, как маленькому ребёнку, у которого отобрали любимую игрушку или вместо сладкой конфеты заставили выпить горького лекарства от простуды.
          И от этой обиды я просыпаюсь.


19 октября 2010года,
г. Мариуполь